Манифесты на «Мостах» — это короткие публичные выступления интересных, глубоких и деятельных людей, созревших внутри себя для обращения к «граду и миру». Они могут иметь отношение к жизни в целом, к конкретному событию или ситуации, к некому периоду или месту. Ограничение по темам только одно: тема должны задевать и волновать многих, затрагивать Большие Смыслы.
У манифеста как формата публичного выступления есть жёсткие правила, установленные его «изобретателем» (первые «манифесты» провёл председатель Пермской гражданской палаты Игорь Аверкиев на «Мостах-2016»): семь минут на выступление, три вопроса после.
Со своим «месаджем» выступили:
- Арина Плюснина, координатор социальных и образовательных проектов: «Если вы не любите Пермь, уезжайте».
- Инна Савченко, координатор по пропаганде чудес фонда «Дедморозим»: «Поставить себя на место».
- Владимир Вахрамеев, гештальт-терапевт: «Неудобные переживание. Об эффективных способах заглушить своё сердце».
- Светлана Чергик, психолог: «Когда твоё имя хештег. В поисках идентичности».
- Вячеслав Раков, доцент кафедры всеобщей истории Пермского классического университета, кандидат исторических наук: «Нужна ли нам тишина? О принципиальной двойственности человеческого мира».
***
Публикуем полные тексты манифестов.
Арина Плюснина: «Если вы не любите Пермь — уезжайте»
Если вы не любите Пермь, уезжайте. Не придумывайте себе причин остаться, мол, у меня здесь семья, работа и ипотека. Лучше найдите причины уехать и быть счастливым, чем сидеть и злобствовать, какой это серый противный город. Из моих приятелей-друзей-знакомых из Перми уехала добрая сотня человек. Даже не так, из тех, с кем я общалась 5—10 лет назад, уехали практически все. Это прекрасные талантливые люди, и было бы здорово, если бы они остались и творили здесь, но Пермь оказалась слишком мала, климат неласков, больших денег здесь не заработаешь. А власть заражена синдромом охранника «как бы чего не вышло». На самом деле, это очень мешало реализовать свои смелые проекты здесь… У каждого была своя причина. И я, как человек, который остался (ну, почти остался — об этом позже) очень рада их отъезду и их периодическим возвращениям. Потому что когда они возвращаются, пусть и шутят про «пермяжечку», но шутят ласково, без ненависти. И они счастливы. Один из тезисов моего манифеста, чтобы все поступали в соответствии с разумным эгоизмом и были счастливы!
Я люблю Пермь, это мой дом. Не то чтобы я не любила другие места. Я обожаю Словению с её Адриатическим морем и Альпами, люблю и ценю Петербург, где прожила несколько месяцев, мне нравится Нижний Новгород. Я была во многих городах России и за границей, но Пермь —дом. Мне неприятно, когда мой дом ругают. А его ругают часто. За плохую власть, за плохую уборку снега, неожиданно выпавшего в декабре, за отсутствие досуга, за плохой фонтан у «Театра-Театра», за плохой «Театр-Театр», за опущенные уголки губ на лицах прохожих, за О-канье (за прелестное О-канье!), за всё подряд. Как будто любить Пермь не за что. А Кама (сейчас пермяки заворчали про плохую набережную)? А Курентзис (пермяки охают про культ личности)? А «Флаэртиана»? Дягилевский фестиваль? «Камва»? «Крылья Пармы»? А уютный кампус Пермского университета? А леса прямо в городе? А всё, что близ Перми (Кунгурская пещера, Хохловка, Вишера, Усолье, Чердынь)? Сейчас я могла бы оставшиеся у меня минуты перечислять прелести нашего края, но самое время сказать, что я сама уехала из города.
Те, с кем мы знакомы, услышав такое заявление, предположили бы, что я просто выбрала город побольше. Но нет, я уехала в пригород Перми, в Полазну. У миграции за пределы города есть масса плюсов — запах озона в воздухе после дождя, чистая вода из-под крана, которая попадает туда из подземных родников, сейчас вот — пироги и компот из ревеня, салат со снытью и суп с крапивой. Для нашей с мужем маленькой дочки это именно то, что нужно. Но еще полазненцев выгодно отличает от пермяков их любовь к посёлку. Это не такая любовь, когда флажки и шарики «я люблю Полазну», а ответственность. Когда закрывали пост скорой помощи в посёлке, полазненцы кинулись собирать подписи в его поддержку и собрали больше двух тысяч. Сейчас пытаются организовать раздельный сбор мусора. Хотя и администрация в посёлке как везде, и есть свои сложности. Но такая ответственная любовь очень подкупает, и я бы хотела, чтобы мы все относились к городу также — ответственно.
Жизнь не в городе совсем другая. В деревне особенно чувствуется, что твоё время бежит, уходит. В загородной тишине человеку, привыкшему к шуму и людям, иногда хочется выть или тихонько подвывать от скуки. Здесь тишина поселяется в тебе и освобождает много места. Для меня такой переезд стал причиной многих переосмыслений. И одно из них — я действительно полюбила Пермь только когда уехала из города. Именно перерыв в наших ежедневных встречах помог мне осознать эту любовь.
Среди моих уехавших из Перми друзей были те, кто в других городах искал новую «зону комфорта». Есть такое понятие, вы наверняка с ним знакомы. Это некоторые условия жизни, находясь в которых вы чувствуете себя в безопасности, вам уютно и спокойно. Считается, что из этих условий нужно выходить, если хочешь развиваться и расти. Но если вы понимаете, что ваша «зона комфорта» — это Пермь, то давайте поступим иначе. Предлагаю сделать её ещё более комфортной. Исходить из ответственной любви и разумного эгоизма: делать здесь, в нашем городе то, что нравится, и делать это хорошо. Или не делать совсем. Кто Пермь не любит, советую уехать. Очень может быть, что любовь проснётся в вас тогда, когда вы вернётесь сюда, а мы тут уже натворили делов.
Инна Савченко: «Поставить себя на место»
От чего вам в последний раз становилось страшно? Мне стало жутко в прошлые выходные, когда мы навещали в психоневрологическом интернате Лёшу и Сережу. Они выросли в детском доме для умственно отсталых, передвигаются в инвалидных колясках, а сейчас живут в учреждении, которое похоже на больницу и дом престарелых одновременно. Это факты, бояться которых бессмысленно. Мне стало страшно, когда мальчишки сказали, что им всего-то по 22.
Пока я не знала об этом, мне было как-то спокойно. Всё казалось если не правильным, то хотя бы логичным. Где еще быть парням-сиротам с неподвижными ногами и проблемами с интеллектом? Им лучше всего быть здесь, где еда и крыша, медсёстры и врачи. Но в выходные я узнала, что Лёше и Сереже всего по 22. Мне 24. Я представила, какого это, жить заточённым в одной и той же тесной палате, выходить на прогулки по расписанию, когда тебе немногим больше двадцати. И все мысли о том, что здесь кому-то может быть хорошо, с ходячими или парализованными ногами, рассыпались. Одна за другой.
За время, что я работаю в «Дедморозим», так бывало уже не раз. Нередко затверженный порядок вещей воспринимается как самый правильный и разумный. Но волонтёрство и работа в некоммерческом секторе заставляют регулярно ставить себя на место. Чьё-то место. И поэтому помогают чувствовать косность и фальшь там, где они действительно есть.
Можно, например, верить словам о том, что людям, которые дышат при помощи аппаратов ИВЛ, лучше жить в реанимации под присмотром врачей. До тех пор, пока сам не придешь в реанимацию и уже через полчаса не захочешь сбежать из её кафельных стен. До тех пор, пока не придешь в гости к тем, кто живет дома с аппаратом ИВЛ.
Кажется, что, проявляя эмпатию, постоянно вставая на чьё-то место, можно потерять себя. Это обычно называется «зачем тебе чужие проблемы» или «ты себя не бережёшь». Но, по-моему, только так и можно себя найти. Понять, что, по-твоему, приемлемо, а что — нет. Понять, как ты поступишь или не поступишь, когда сам окажешься на том месте, на которое сейчас временно встал.
А ещё это делает смелым. Даже таких трусих, как я. Мне страшно каждый раз. Перевод ребенка с аппаратом ИВЛ из реанимации домой кажется мне стыковкой космического корабля с МКС. А первое плавание ребёнка-инвалида в реке — выходом в открытый космос. Но стоит хоть раз встать на место того, кто жил в реанимации несколько лет или ни разу в жизни не плавал, чтобы набраться решимости. И помочь оказаться дома или поплыть. Интересно, что эта смелость никуда не пропадает. Потому что поставить себя на место — это не только про эмпатию, но и про самодисциплину. Про способность одернуть себя в моменты, когда хочется опустить руки.
Мне стыдно жаловаться или сдаваться, потому что я однажды держала за руку девочку, которая после операций дважды училась ходить и говорить с нуля. Единственное место, на которое я встаю реже всего, это место людей, которых я люблю, моих друзей и моей семьи. И мне кажется, что это самая большая ошибка.
Владимир Вахрамеев: «Неудобные переживания. Об эффективных способах заглушить свое сердце»
Я буду рассказывать о чувствах и способах обращения с ними.
Наш организм — это динамическая система, которая включена в этот мир и активно взаимодействует с другими системами. Как и любая система, она стремится к балансу, или, если говорить научным языком, к гомеостазу. Но баланс постоянно нарушается в силу того, что происходят постоянные изменения как внутри этой системы, так и вне её. В момент, когда гомеостаз нарушается, у организма возникает напряжение. Это напряжение — та энергия, которую организм выделяет для того, чтобы восстановить равновесие. Восстановление баланса в организме происходит с помощью распознавания и удовлетворения наших потребностей. Любая наша потребность — это стремление вернуть утраченное состояние равновесия, баланса, гармонии.
Чувство – это намек на то, какую потребность необходимо удовлетворить для возвращения утраченного гомеостаза, на то, как нам надо поменять взаимодействие с миром, чтобы чувствовать себя лучше. Например, когда мы растеряны, нам необходимо замедлиться и сориентироваться. Злость зачастую сигнализирует о нарушение границ, страх – желание отдалиться от пугающего объекта, а любопытство, напротив, желание приблизиться и поисследовать.
Для того, чтобы вступить в удовлетворяющий обмен с окружающим миром, важно уметь распознавать собственные переживания, понимать потребность, которая стоит за этими переживаниями и брать на себя ответственность за её удовлетворение.
Но сейчас «в моде» инфантильная или так называемая «незрелая» личность. Люди не хотят брать на себя ответственность за удовлетворение собственных потребностей и живут с постоянным ожиданием, что кто-то большой и сильный придет и избавит их от всех сложностей. У таких людей очень много претензий к своим родителям, к государству и к любым людям, которых они распознают как старших и более сильных. Фактически, они отказываются от развития собственных внутренних сил и приписывают их окружающим. И при этом начинают с этими окружающими выстраивать зависимые отношения.
Но они остаются организмом, у которого есть нарушенный гомеостаз и напряжение – энергия, которая выделяется на его восстановление. Однако поскольку они не хотят сами восстанавливать баланс, напряжение становится для них просто чем-то ненужным и неудобным. И им надо от зова собственного сердца, от тех переживаний и чувств, которые у них возникают, избавиться.
Есть три популярных способа это можно сделать.
Первый способ — это реагирование. Истерика, непродуктивный конфликт, скандал. Либо, например, какой-то экстремальный спорт. То есть то, что позволяет сбросить возникшее напряжение.
Второй способ — анестезия. Заглушить боль можно с помощью разнообразных химических веществ.
И третий способ — это отвлечение. Мы живем в эпоху развлечений, когда люди максимально пытаются себя отвлечь от возникающего у них напряжения. Например, компьютерные игры: сейчас почти треть страны — «танкисты»(только, увы, виртуальные). Этот путь избирают люди, которые хотят самоутвердиться, получить признание, стать ценными, но избегают живого общения и здоровой конкуренции.
Зрелый путь обращения со своими чувствами – это:
- внимательное к ним отношение, распознавание их оттенков, способность воспринимать и различать свои переживания,
- понимание, какая потребность сигнализирует о себе через то или иное чувство,
- ответственное отношение к своим потребностям, творческий и активный поиск вариантов их удовлетворения.
Такой путь позволяет чаще чувствовать себя удовлетворенным и довольным своей жизнью, расти и развиваться личностно за счёт опыта признания и решения различных жизненных задач, выстраивать более гармоничные, уважительные и диалогичные отношения с окружающими людьми, иметь меньше претензий к окружающему миру, лучше чувствовать собственные силы, видеть жизнь – как возможность, а не как наказание.
Между тем, человек всегда может найти причины для того, чтобы не соприкасаться со своими переживаниями. Например, встретиться со своими чувствами может быть непереносимо больно, если человек слишком долго игнорировал их. Боль – это всегда показатель высокой интенсивности переживания. Потребность как будто бы уже «кричит» о себе, порой «оглушительно», так что вначале человек чувствует только боль, а потом уже, при подходящих внутренних и внешних условиях, может разобрать, какое за болью стоит чувство и нужда, потребность. Зачастую в таком случае необходим человек, в присутствии которого можно заметить и обнажить свою боль, который поможет её пережить и поддержит в поиске чувства и потребности, которая долгое время была игнорируемой.
Порой привычка не обращать внимание на свои переживания была заложена в детстве. Например, быть спокойным, удобным ребенком, который не беспокоит своими желаниями и переживаниями тревожную, испуганную и контролирующую маму – это способ о ней позаботиться. В таком случае у взрослого человека есть шанс осознать привычную модель поведения, в которой нет уже необходимости. Он может начать учится воспринимать свои чувства и стоящие за ними потребности. И вместе с тем поискать другие формы заботы о маме и о близких людях без подавления себя. Однако если тупо пытаться избавлять человека от привычки к подавлению, без признания его любви к маме, то мы можем столкнуться с сильным сопротивлением – человек будет защищать своё неосознанное желание заботиться о родителе.
Вот и всё, что я хотел рассказать вам сегодня. Какой из возможных способов обращения с переживаниями предпочтёте вы – это ваш выбор, ваше право и ваша ответственность.
Светлана Чергик: «Когда твое имя хэштег. В поисках идентичности»
В 1964 году Маршалл Маклюэн опубликовал работу «Понимание медиа. Внешние расширения человека», что сделало мало известного литературного критика одним из самых авторитетных авторов в области теории коммуникации. Книга ушла в прошлое, которое мы вспоминаем по первому синглу Битлов, полетам в космос, детям цветов, путешествиям внутрь себя и по всему миру.
Однако, это было одно из первых наглядных руководств по экологии средств массовой коммуникации, и, по сути, предсказанием, заявлявшем о переходе на стадию «технологической симуляции сознания», а именно того факта, что в долгосрочной перспективе особенности самого канала коммуникации начинают определять нас, наши мысли и действия значительно в большей степени, чем само содержание передаваемого по этому каналу сообщения. Но даже Маклюэн не мог предположить, что предложит человеческому сознанию Сеть.
Распространение информационных технологий, превращение деятельности по созданию, трансляции и потреблению информации в ведущую — вот значимые перемены, произошедшие в последние десятилетия.
Мы увеличиваем наши возможности с помощью удаленных глаз и ушей (веб-камеры и мобильные телефоны) и расширяем память за счет виртуальных облаков. Мы получили новые средства связи с миром и другими людьми. И это изменило наше восприятие мира и самих себя.
«Кто я?»
Ответ на этот вопрос теряет устойчивость. Самоопределение превращается в изделие краткосрочного пользования. В виде окна браузера мы получили своеобразную «волшебную палочку» и в зависимости от обстоятельств вольны выбирать свою идентичность, даже если выбор подменяет внутреннюю целостность дискретной ситуативной моделью. Поиск «единственно данной» идентичности вышел из разряда наших прерогатив, оказавшись досадным источником внутренних противоречий и конфликтов.
«Кто я?»
Вопрос не развития, вопрос комфорта. С помощью нескольких нажатий кнопки мыши мы формируем удобную среду самопрезентации, где имитация жизни выдается за ее насыщенность. Фильтры – вот новая парадигма восприятия. Алгоритмы, созданные для показа рекламы, – вот новые способы поиска себя.
Мы сами не заметили, как превратились в номадов, не выходя из дома: кочевники, но не мы ушли в пустыню, а пустыня пришла к нам. Мы засаживаем ее тысячами пластиковых цветов, убеждая друг друга, что это и есть жизнь. Мы кочуем по сети, придавая бесцельному скитанию вид целенаправленного движения, и убеждаем друг друга, что это и есть Путь со смыслом.
«Кто я?»
Виртуальная повседневность предоставляет ежесекундно множество объектов для идентификации. Быть заложником одного имени больше не имеет ценности, целостное восприятие жизни распадается на независимые друг от друга фрагменты, и, ограниченные лентой новостей, мы приучаем себя к комфортному избирательному реагированию, не замечая, что расширяем не свободу, а лишь ее иллюзию: трансформация мнимая, и наш шанс быть кем угодно лишь позволяет ловко уворачиваться от осознанного выбора встретиться с собой.
Мы оказались очарованы открывающимися возможностями, но не подготовлены к легкости смены ролевых моделей. Джереми Бейленсон, исследователь из Стэндфордского университета, наглядно продемонстрировал, что изменение высоты аватара приводит к изменению самооценки. Технологии стали нашим продолжением, наши индивидуальности могут быть изменены под воздействием причуд гаджетов.
«Кто я?»
Индивидуальное самоопределение в условиях бесконечно расширяющегося информационного потребления не делает выбор в пользу самости. Скорость, изменчивость, фрагментарность – враги идентичности, но определяющие черты Сети. Зигмунд Бауман, британский социолог, писал (цитата):
«Играть короткие игры, значит избегать долговременных обязательств. Отвергать любую фиксацию. Не привязываться к месту. Не обрекать свою жизнь на занятие только одним делом. Не присягать на постоянство и верность ничему и никому. Не контролировать будущее и ни в коем случае не закладывать его: следить за тем, чтобы последствия не выносились за рамки самой игры, а в случае чего не признавать своей ответственности».
Мы стали мобильными и не обремененённым длительными обязательствами. Все, что мы создаем, мы можем и изменить. Мы настроены на частоту калейдоскопической игры, наша реальность уже определяется коллажем, где события и люди смешиваются в непредсказуемых пропорциях. Чем сильнее очарование различными точками зрения, стилями, подходами и мнениями, то тем сильнее дезориентация, тем основательнее форты психологической защиты, ведь делая свои вставки в общее коммуникативное поле, мы должны быть готовы не только обнаружить, но и отстоять своё Я.
Мы ошибочно полагали, что одновременное сосуществования разнообразных точек зрения приведет к открытому диалогу, а получили лишь поток случайных комментариев, и поднятый кверху палец (жуткий анахронизм) вновь сделался мерилом права быть. Количество лайков – вот цена нашей самости. Мы снизили ожидания того, чем и кем может быть личность, оставляя в фокусе лишь удобные медиа фрагменты.
«Потеря своего Я может пройти у нас совершенно незамеченной, как если бы ничего не случилось, — писал Сёрен Кьеркегор, — Ничто не вызывает меньше шума — никакая другая потеря — ноги, состояния, женщины и тому подобного — не замечается столь мало».
Мы искали свободы от догм и фиксированных стандартов, но забыли, что не бывает свободы без неопределенности. Мы хотели отстаивать свою индивидуальность через бесконечную вариабельность субъективного выбора, а оказались в состоянии онтологической неуверенности, и пока нам ничего не остается, как метить хэштегами отчаянные попытки осмысления личностного существования.
«Кто я?»
Тебя нет. Новый информационный дзен. Пора привыкать.
Вячеслав Раков: «Нужна ли нам тишина? О принципиальной двойственности человеческого мира»
Тезис 1, философско-мировоззренческий. Моя основная презумпция такова: человеческий мир – результат диалога здешнего и иного. Он целостен и одновременно сложен (двусоставен) – в том смысле, что он не является и не может являться чем-то бесконечно однородным, плоским и монотонным. Всё живое рано или поздно перестает повторять себя и на секунду или на минуту выскакивает из смирительной рубашки физически однородного ньютоновского космоса, из русла прямолинейного и равномерного движения – в иное, нелинейное, пространство, в другую, говоря условно, половину целого. В то же время иное – это «своё иное», без которого (онтологически) невозможно здешнее. Иное подспудно, «прикровенно» присутствует в здешнем и указывает последнему на себя. Иное, чем бы оно не было представлено, наделяет здешнее Смыслом (субъективным, объективным, тем и другим) и составляет его начала и концы. Впрочем, и конечное указывает на бесконечное: ян указывает на инь, порядок – на продуктивный хаос, а шум и ярость – на запредельную Тишину. Эти «указатели» можно не видеть, их можно «принципиально» или скептически игнорировать, но отменить их нельзя. Они «прорастают» в нас если не вдохновляющим требованием, то экзистенциальной болью от неразрешенности наших главных, метафизических вопросов.
Тезис 2, историко-иллюстративный. История рождается из взаимодействия человеческой природы с Молчанием или, если угодно, с Великим безмолвием. Мы живем в сложном мире, который питается и поддерживается этим беспредельным океаном Молчания. Оно дано миру не только и не столько внешним образом, оно присутствует в каждом из нас под плотными слоями внутреннего шума. Я представляю себе начало истории как диалог иного со здешним.
В основополагающих мифах каждой культуры есть представление об ином и о здешнем. Любое древнее сообщество выдвигает из своей среды людей, которые, как говорили в моё время, «секут поляну». Сообщество выдвигает их вперед как некие живые зонды, и с их помощью (и через них) оно «сканирует» свою terra incognita — то самое основополагающее Молчание. Инициаторы культуры транслируют импульсы творческой бездны в сторону первобытного (древнего) большинства. Эти импульсы всякий раз по-своему улавливаются, символически кодируются, обрастают религиозными, культурными и социальными ритуалами, и вот перед нами цивилизации ранней и классической древности. Они являют собой баланс и равновесное сочетание истории и метаистории. За ними следуют средневековые цивилизации, также поддерживавшие равновесие иного и здешнего, жившие под знаком бытийной целостности, под знаком «принципа дополнительности».
В каждой из таких цивилизаций существовали острова и островки молчания, где воспроизводился золотой запас Тишины. Она присутствовала в истории в том числе и институционально. Ее хранителями, помимо спонтанных созерцателей и отшельников, были монахи, университетские интеллектуалы и богословы, иконописцы и поэты… Повторю: в основе традиционных цивилизаций лежал баланс здешнего и иного, ян и инь, который сообщал истории и обществу здоровую полноту и целостность.
С выходом из традиционной эпохи упомянутое равновесие не то чтобы сразу исчезает, но постепенно переосмысливается в пользу здешних, рационально-физикалистских и упрощенных версий иного, его, так сказать, математизированных фальсификатов. Особенно с наступлением Нового времени. Прежде всего, я имею в виду Европу: XVIII век, Просвещение, секуляризация… Безусловно, ранняя современность ускорила ход времени и сделала человека более самодостаточным, более рациональным и трезвым существом. Однако все имеет свою цену — даже исторический прогресс. Такой ценой в данном случае было прогрессирующее забвение глубины, неотделимой от Молчания.
Не стоит также упускать из виду, что Просвещение предложило свой вариант религиозности: вместо Храма Души появился Храм науки, а разум стал божественным Разумом. По большому счету одна вера сменилась другой. Современность по-своему проблематизирует историю. Не стоит наивно полагать, будто она снимает все вопросы. Мы, я надеюсь, уже не в XVIII веке…
В итоге «иное» всё более вытесняется за пределы секуляризованной реальности. Человечество, образно говоря, запирается изнутри. Три с лишним столетия «прогресса» благодаря их вполне ощутимым технологическим результатам существенно стерли представление о «сложном» мире в пользу нехитрой «плоской реальности». Открытие бессознательного в конце 19 в. и появление синергетики и трансперсональной психологии в конце 20 в. не привели к восстановлению паритета в отношениях между здешним и иным.
Впервые в истории человечества её базовое равновесие оказывается под вопросом.
Тезис 3, диагностический. Не исключено, что существование в «замкнутом», усечённом мире настоящего представляет собой все более усложняющуюся задачу. Одна из красноречивых иллюстраций к этому – нарастающий шум: физический и, в особенности, ментальный. Покойный папа Иоанн Павел II справедливо назвал современного человека существом, оглушенным шумом. Природа этого шума наркотична: мы забываемся в нем и все дальше уходим от самих себя. Стоит только посмотреть на подростков (и не только) в автобусах, самозабвенно листающих страницы своих гаджетов. Молчания становилось всё меньше, оно убывает, как вода во время засухи… Прорваться к нему сквозь плотную пелену шума становится всё сложнее… В нас всё время кто-то кричит или, по крайней мере, разговаривает. Нескончаемый внутренний диалог истощает нас. В него, как в «прорву», уходят наши жизненные силы. Мы заболеваем физически и психически.
Что делать? Отчасти, жизнь всё-таки берет свое, люди чувствуют, что молчания мало, поэтому они переезжают жить за город, они не хотят жить в центре шума. Лучший вариант жизни в Перми, например, — жизнь в Полазне. Многие москвичи живут во Владимире или где-нибудь ещё, а в Москве работают и учатся. Молчание — это очень серьёзно, особенно внутреннее молчание. Приглушить свой внутренний «базар» — это как открыть форточку и проветрить помещение, выгнать всех мух, которые там постоянно роятся. Думаю, что со временем эта проблема будет осознаваться всё острее. Психушки уже забиты, количество пациентов Банной горы, например, за нулевые годы по сравнению с 90-ми (лихими 90-ми!) выросло более чем в два раза. Скоро там не будет мест. Нужно выравнивать наше цивилизационное и внутреннее равновесие — в этом суть моего манифеста. Следует хотя бы немного убавить уровень внутреннего шума, а в лучшем случае, изредка выходить на берег собственного молчания, если ты на это способен. Молчание – ты лучшее из того, что я слышал.
***
- Читайте также: полные тексты «Пермских манифестов» с фестиваля «Мосты-2016»