Оргкомитет «Мостов» — это 6 человек. Они в прямом смысле слова скидываются на проект: отдают свои деньги, проводят мероприятия, предоставляют площадки — никак не зарабатывая. Фестиваль ежегодный, этим летом он состоялся в третий раз. Но под нынешним названием только второй, первое имя было «После Пилорамы».

«Двор может быть потрясающим местом»

Настя, итак, фестиваль закончился…

— Да, но нужно ещё столько всего разгрести. Фотографии, тексты [о фестивале]. Пострефлексия и так далее, и тому подобное — куча всего. И что-то я в таком ужасе…

Ещё на «Мостах» у нас был круглый стол по малым рекам. Мы договорились, что до 10 июня каждый, у кого есть «своя» долина, сделает её ревизию. Составили чек-лист. В итоге должна появиться большая обобщённая презентация всех проектов, а их уже 12 штук. В «свою» долину (имени дружбы с Пушкиным) я ходила как раз сегодня: как бешеная соскочила с утра, понеслась фоткать… Вернулась домой по колено в грязи.

О чём ещё думаешь после фестиваля, что надо сделать, обсудить с кем-то?

— Мыслей полно. Не знаю, что с этим делать, потому что я чувствую себя то ли гусём нашпигованным, то ли губкой, переполненной водой. Допустим, когда закончились читки по Книге памяти, мы решили, что эту историю нужно доделать в полноценный спектакль. Чтобы и костюмы, и, понятно, что другие временные трудозатраты на репетиции, нужно подбирать какой-то визуальный ряд. Может, видео. Музыку подбирать.

Читки прошли на «Мостах» впервые, верно?

— Для фестиваля это новое. А в принципе, как это назвала Марина Оболонкова (модератор дискуссии после читок, кандидат исторических наук, преподаватель ПГГПУ — Прим. ред.), жанр «вербатим», документальный театр — не нов. Хотя в Перми, не знаю, кто ещё в нём работает.

Весь эскиз (так мы назвали читки), от и до, построен на документах (протоколы допросов подозреваемых, письма раскулаченных, инструкции и так далее): там нет ни одной авторской фразы. Это чем-то походит на «Конституцию» Гурфинкеля, но если она основана на мемуарах, публицистических, художественных текстах, то здесь — только документы. Если мы найдём возможность реализовать нашу задумку, по-моему, будет классно.

Потом. На фестивале почти все мероприятия были в большей или меньшей степени востребованы, где-то был полный зал, где-то — народу поменьше, но ощущение пустоты всё равно не возникало. Единственный формат, который отчасти провалился (было немного участников — Прим.ред.) — практическая лаборатория.

Скажем, лаборатория «Двор как место встречи». Если задуматься, мы воспринимаем двор как место для «выгула» детей. Типовые пластиковые «вырви глаз» игровые комплексы — всё. Хотелось как-то начать изменения, спровоцировать этот процесс даже пусть не в городском масштабе. Скорее, просто для себя понять что-то, куда дальше можно двигаться. Блин, двор может быть потрясающим местом, где есть пространство для малышей и подростков, для молодых семей и пожилых людей.

То есть почти парк.

— По идее, да. Другой вопрос, что, конечно, не все придомовые территории у нас настолько велики. Но вот пришла председатель ТОСа (территориальное общественное самоуправление — Прим.ред.), говорит: «У нас очень маленький двор. У нас всё, что вы тут рассказываете, сделать невозможно». И рисует: «Вот здесь площадка, пацаны на ней играют в футбол. И то, в последнее время, не играют, потому что вот с этой стороны машины — боятся их задеть». Решение проблемы есть? Ставятся высокие сетки — всё.

Дальше она показывает зонирование. Говорит: «Вот здесь клумба, здесь ещё одна клумба, здесь — песочница. Здесь игровое поле, тут — бабушки сидят». Вопрос: обладая таким маленьким пространством, зачем отдаёте значительную часть под клумбы? Если хочется цветы, есть разные решения с вертикальными конструкциями. То есть даже в компактном дворе, в принципе, можно находить варианты.

Ещё одна участница говорит: «У нас выгуливают во дворе собак. Я везде поставила таблички, что выгуливать их запрещено». Другой пример. Женщина: «У нас постоянно пьют пиво, мы просто лавочки взяли и выдрали — негде пить пиво». Но так это не работает. Нельзя ничего насадить. Ты не создашь хороший двор, выдрав лавочки. Сначала ты вытащил соседей на какой-то дворовый чемпионат, с детьми вместе что-то поделал. Потом вытащил их на общий пикник. Со всеми перезнакомился — и так потихоньку, потихоньку создаёшь сообщество.

Возможно, здесь родится некое движение, как когда-то появилась [Надежда] Баглей со своими долинами малых рек, со своим Садом соловьёв — и сейчас у нас 12 общественных инициатив. Сама я не понимаю, как за это взяться. Но, знаешь, есть теория, что идеи — как живые субстанции. Если у тебя родилась какая-то идея, значит, она просто пока выбрала тебя. А если ты её реализовать не смог, она уйдёт к другому, и уже он воплотит её в жизнь. Видимо, я рассчитываю на это.

Возвращаясь к долинам малых рек. На практической лаборатории по ним людей было немного — в основном, те, кто уже реализует проекты у рек. Но в результате поработали мы продуктивно. Поняли, что у всех общие проблемы, которые невозможно решить силами инициативных групп. Банально — решение вопроса собственности садовых участков, заброшенных абсолютно. Его нет. Вопрос освещения. Есть ряд аспектов, которые нужно предъявлять власти. Надо понять, что малые реки — не «говняшки», как многие пермяки их называют, а наше богатство и сокровище, это а-фи-ге-е-енный потенциал. И сейчас, когда люди сами начали это всё облагораживать, надо показать чиновникам, сколько этих инициатив уже. И что на это просто нельзя не обращать внимание.

«Произносишь: „Летний городской общественный фестиваль“, — люди не понимают, о чём это»

Снаружи третий фестиваль выглядел как наиболее цельный, наиболее, если можно так сказать, профессиональный. Хоть и местами очень странный…

— А в чём странный?

Например, в неоднородности мероприятий: были и важные, интересные дискуссии, и обычные короткие лекции (например, о том, как оказать первую помощь человеку на улице), которые не так уж много оставили в голове. Кроме того, кое-что явно удалось, скорее, благодаря таланту модератора, а не тщательной подготовке. Скажем, как многие заметили, из выступающих на мини-конференции провалов каждый понял по-своему, что же такое провал.

— Ну да, да. Но что касается лекции про первую помощь — надо понимать, что она была встроена в большую практическую линейку «Человек на улице».

И всё же. Со стороны последний фестиваль кажется самым сильным.

— Смотри, если фестиваль «После пилорамы»был откликом (на отсутствие «Пилорамы» — Прим.ред.), то дальше «Мосты» обретались в какой-то своей новой самости, искали себя. Во второй фестиваль мы нашли этот образ — мостов, само слово. Нашли контекст: хотим строить мосты между людьми, сообществами. Но поиск себя ещё продолжался.

И уже к третьему фестивалю… Оставалось совсем немного времени, пара месяцев, а я всё ещё не понимала, делаем мы его или нет. Потому что не было какого-то внутреннего стержня, ядра, вокруг которого всё бы выстроилось. Был хаос в поиске самоидентификации, и он ещё не устоялся. А я, координатор, отвечаю именно за это.

Мне помогли несколько встреч, событий, некоторые из которых были случайными. Например, у меня есть другой проект — «Школа журналистов-расследователей „Точка доступа“» (победитель конкурса Human Rights Incubator), и я проходила учёбу, связанную с продвижением мероприятий, с видением целевой аудитории и так далее. На этой учёбе у меня всё встало на свои места, пазл сложился.

Что, как ты сама считаешь, в итоге стало стержнем?

— Мы обозначили это в названии фестиваля. Раньше называли «летний городской общественный фестиваль». Но стало понятно, что когда произносишь «летний городской общественный фестиваль», люди не понимают, о чём это. Вторая формулировка, которую мы использовали, — «фестиваль гражданских разговоров, действий и развлечений». Но гражданское действие ассоциируется с революцией, а что такое гражданское развлечение, понимают немногие.

Наконец, случилась приборка в голове, появилось более чёткое видение. Оно и вывело на формулировку «фестиваль разговоров и практик, идей и смыслов». И когда уже во время фестиваля спикеры показывали на наклейку «Мостов» с этим слоганом, говорили: «Мы же вот про это, мы же про идеи, про смыслы», — я поняла, что мы, в общем-то, попали. Что, наконец, нашли слова, которые оказались людям понятны.

Как ты стала определять для себя вашу целевую аудиторию?

— Как я ни старалась, группа среднего возраста у меня выпадала. Потому что это, в основном, люди с детьми, ещё недостаточно взрослыми. Сложно представить, что они выберут общественный фестиваль в качестве способа времяпрепровождения. То есть было понятно, что кто-то из них придёт, но они не станут «ядерной» аудиторией.

Дальше — уже более старшее поколение, те, у кого дети выросли, и такие родители могут чем-то заниматься помимо своей основной деятельности. Либо молодёжь, ещё не обременённая большим количеством забот, детей и так далее. Мысленно я держала в голове как раз образ представителей молодого поколения.

20-летние, студенты?

— Я бы сказала, до 30, а в некоторых случаях и до 35, потому что верхняя граница возраста молодёжи сейчас сдвинулась. То есть от студенчества до 35.

Со стороны кажется, что было больше новых, «не своих» людей: таких, кто увидел в фейсбуке, узнал откуда-то — и пришёл. По крайней мере, хочется на это надеяться.

— По моим личным ощущениям, баланс знакомых и новых лиц изменился. Вообще мне кажется, очень важно, чтобы приходили и те, кто раньше был с нами, и новые.

Люди заполняли опросники, где оставляли свои электронные адреса, и мы ещё будем выяснять это соотношение. Но пока есть субъективное ощущение, что та аудитория, на которую мы нацеливали фокус, — она и пришла.

«Краудфандинговая идея в провинции ещё живёт с большим трудом»

Раньше ты говорила, что важно проводить фестиваль на разных площадках, чтобы показать его общегородской характер. Сейчас же вышло ровно наоборот. Да, появилась некая новая атмосфера, потому что всё было в одном месте. Но вы пошли на это из-за страха, что, как и в прошлые оба раза, в последний момент откажут?..

— Тому есть несколько причин… Может быть, переосмысление. Подчинение пространства конечной цели, а не наоборот.

Вообще изначально причина концентрации событий в Центре городской культуры (ЦГК) — чистая механика. Мы понимаем, что у нас ограниченный бюджет, небольшая команда, мало сил. Когда мы распыляемся на несколько площадок, всё становится несколько сложнее — раз. Два — усиливается конкуренция между событиями. Грубо говоря, если человек пришёл на одно событие, а следующее проходит в другом месте, не факт, что он туда пойдёт.

И на этом фестивале мы поняли, что потенциал ЦГК выбрали полностью. Было бы больше рекламы, люди бы просто не вместились.

Является ли это отступлением от нашей идеи? Можно сказать, является. И если говорить про сферического коня в вакууме, конечно, я бы хотела, чтобы летний городской общественный фестиваль одновременно происходил на куче разных площадок. Это мечта. Но чтобы её реализовать, нужна команда другого размера, бюджет и реклама других объёмов. А наш фестиваль принципиально малобюджетный, мы не привлекаем бюджетных денег и крупных спонсоров. Копилка формируется из разнородных вложений, очень небольших. И как может быть по-другому, для меня пока непонятно.

О деньгах. Показалось, что в этот раз вы даже не пытались их собрать: не было, как в прошлом году, большой серии предфестивальных мероприятий, где предлагали сделать вклад.

— Это по-прежнему событие, которое проводится силами и на деньги большого числа самых разных людей. Да, денег здесь стало меньше, но времени и трудозатрат — нет, а это тоже вклад.

Конечно, тут тоже надо что-то переосмыслять. Краудфандинговая идея в провинции ещё живёт с большим трудом. Москва и Питер понимают, что это такое: за счёт этого и удалось собрать деньги на «После Пилорамы». Тогда жители столиц откликнулись именно на слово «Пилорама».

В Перми — всё гораздо сложнее. В прошлом году мы ещё пытались собрать пожертвования, проводили так называемые «Квартирники&прогулки». Собрали немало. Но вопрос опять в ресурсах. На предфестивальные события ты тратишь неимоверное количество сил.

В этом году пожертвований у нас собрано около 10 тысяч рублей. Это то, что положили в коробочку за время самого фестиваля и за «Предмостки». Все остальные деньги: то, что осталось с прошлого года, личные средства организаторов (за несколько месяцев до фестиваля мы начинаем скидываться в общую копилку), вложения партнёров.

Ещё нужно понимать, что время-то такое, своеобразное.

И в плане экономики, и в плане политики?

— Именно. Если говорить о сборе денег, то довольно легко люди откликаются на очень конкретные вещи. Например, когда нужна помощь ребёнку. Когда есть сроки, сумма, очень конкретная задача. Когда мы говорим о фестивале, это понимается как пространство, где ты можешь обитать — да, всё это здорово и хорошо, чтобы было. Но нет ощущения, что это предмет первой необходимости.

У нас была мысль сделать вход платным, билеты продавать, но мы от неё отказались. Даже думать об этом дискомфортно. «Мосты» — это такая кислородная площадка, куда вход должен быть априори свободным, и точка.

«Мы не создали пространство тусовки»

Слышал мнение, что, находясь на «Мостах», кто-то начинает чувствовать гордость за свою малую родину. Можно сказать, патриотизм. Часто говорят: «Екатеринбург лучше», «Надо переезжать в Москву или Санкт-Петербург». Но многое на фестивале словно убеждает: «Оставайся в Перми». Здесь интересные места, люди. Вы сознательно проводите эту линию?

— Точно нет. Хотя ещё на «После Пилорамы», когда мы обсуждали слоган или что-то подобное, у нас слово «патриотизм» постоянно проскакивало. Но то, что происходит с его значением в современном обществе — большая беда. Поэтому мы просто не включаем его в свой вербальный ряд, но внутри-то нас оно есть! Так получается, что, видимо, люди, которые делают «Мосты», связывают свою жизнь именно с Пермью.

Что в этом году не удалось?

— Были мероприятия, которые срывались в последний момент. Но на их место приходили новые. Дискуссияо медиа с ребятами из Сыктывкара, создателями проекта «7×7», вырисовалась в последний момент. Павел [Андреев, директор сайта] сам предложил. Он проводит у себя в Сыктывкаре разные офлайн-мероприятия, и ему было интересно посмотреть на «Мосты», на ЦГК — на наш, пермский, опыт. Ну и совместить приятное с полезным. Так получилось, что место для этой дискуссии как раз было.

У меня вообще с этим фестивалем удивительная история. Я на нём гораздо более спокойно себя чувствую. Вошла в организаторский дзен что ли: что бы ни происходило, идёт под соусом «Всё будет, как надо». Даже если что-то не удаётся, это возможность чему-то научиться, в следующий раз сделать иначе. Во многом нынешние «Мосты» складывались будто сами. Мне даже становилось страшно, потому что казалось, что фестиваль живой.

Появилась задумка провести читки — сразу находится команда, захотевшая их сделать. Была задумка с поздневечерней, почти ночной, дискуссией, но у меня не было на неё никаких сил. Появляется человек, который предлагает, мол, давай, сделаем, Аня Фадеева.

Мы назвали это «ночной кухней», дискуссия проходила в сумраке. Разделили зал на три части, и каждому человеку с самого начала надо было занять ту или иную позицию в зале, которая бы соответствовала позиции жизненной. По ходу обсуждения человек мог перемещаться. Это очень интересно, как мне показалось, потому что ты определяешься со своим мнением не только внутри себя — ты ещё совершаешь физическое действие, как будто материализуешь свои убеждения. Крутой опыт, в том числе, принятия чужой правды, чего очень не хватает в нашем разобщённом мире.

Но мы выбрали сложную тему. Что наша планета разогревается, климат меняется, это необратимо. Возможно, через сколько-то десятков лет планеты и не будет. Не значит ли это, что все прежние смыслы утрачены, и мы должны объединиться во имя спасения Земли? Что-то такое очень философское, очень глобальное…

Всё пошло не по плану?

— Да. Было много сомневающихся, люди не понимали, на какую им позицию встать (в итоге мало кто переходил с одного места на другое — Прим. ред.). Но опять же — задел на будущее.

Потом была площадка публичных консультаций Дениса Галицкого на тему «Не ипотекой единой». Я поняла: мы не смогли объяснить, что на ней будет происходить. Потому что днём ранее прошли консультации «Как и зачем быть историком своей семьи?», и они оказались востребованными.

И ещё есть одно, что хотелось бы учесть в будущем. У нас были события, мероприятия, на которых можно встретиться, общаться, разговаривать, спорить. Но за пределами этих событий мы не создали пространство тусовки.

Должен же был пройти «Вечер свободного общения».

— Да, но, видимо, мы не смогли сказать, объяснить людям, зачем им там быть. Для них, в конечном счёте, осталось непонятным: что там будет, что там можно, и кого туда берут. Обозначили: вот, есть такой свободный формат, — не работает. Любой свободный формат нуждается во фрейме, то есть всё равно должны быть правила игры. В следующий раз хотим это исправить.

Ты уже сказала, как придумываются мероприятия: на мозговых штурмах, после опросов и так далее. Есть ли мысли, намётки на следующие «Мосты»?

— Нет, дай мне от старого фестиваля отойти… Про новые пока совершенно не готова говорить. «Мосты» интересны тем, что мы экспериментируем, в том числе, и с формами.

На прошлом фестивале была найдены форма манифеста(манифестами назвали «короткие публичные выступления интересных людей, созревших для обращения к „граду и миру“» — Прим. ред.). Ещё, например, мы продолжили очень интересную тему микротенденций.

В этот раз — история с полутеатральной зарисовкой в жанре вербатим, серия встреч с вдохновителями (с людьми, готовыми поделиться вдохновляющим опытом поиска и нахождения себя — Прим. ред.), мини-конференция провалов… На фестивале было много форм, которые получат развитие, но пока не знаем, какое именно. Надо сделать паузу, выдохнуть. О новых «Мостах» начнём думать, дай бог, осенью.