Свои манифесты представили: Всеволод Бедерсон, ассистент кафедры политических наук ПГНИУ, основатель «Научных боёв им. Шелдона Купера»; Владимир Гурфинкель, главный режиссёр Театра-Театра; Илья Миков, предприниматель; Светлана Маковецкая, директор Центра ГРАНИ; Иван Козлов, журналист; Дмитрий Жебелев, учредитель и координатор благотворительного фонда «Дедморозим».

«Норы, щели, берлоги и дыры: внутренняя иммиграция приличного человека в плохие времена»

Так назвал свой манифест Всеволод Бедерсон. Он рассказал о способах реализации приступов эскапизма, которые посещают человека, вынужденного жить во враждебной среде.

Всеволод Бедерсон:

Я действительно последние 1,5-2 года нахожусь в смятении и в поиске внутреннего ответа, что делать и как жить приличному человеку (то есть всё понимающему и не могущему преодолеть отвращение и начать получать удовольствие от режима, хотя это тоже возможная стратегия) во времена диктатуры?

Диктатуры приходят и уходят. С диктатурой, как с раковой опухолью, можно справиться точечным оперативным вмешательством или масштабной химиотерапией. Но история неспешна, а мы живём здесь и сейчас, и каждому хочется жить в комфортной среде. По мнению Всеволода, зоны комфорта можно найти или создать для себя индивидуально:

Щели — вариант бегства от режима, где приличный человек занимает естественную крошечную нишу. Так делали молодые люди времен застоя и ранней перестройки. Они шли работать дворниками или, ещё лучше, сторожами в котельные, где режим их никак не трогал и даже не интересовался ими, а они читали полу- и полностью запрещённую литературу, слушали запрещённый рок, находили общение с себе подобными.

Нора — более сложный, разнообразный и интересный вариант эскапизма. Фестиваль «Мосты», «Научные бои», различные киноклубы и прочие авторские клубы — это норы. Можно сказать, что норы — квазирелигиозные образования, но только и исключительно по своей форме, впрочем таковы все закрытые или полузакрытые сообщества. Нора, в отличие от щели, не естественно образована, нору надо рыть, работать ручками, понимать в отдельных случаях, что может быть опасно.

Берлога — это что-то внушительное, от чего нельзя просто так избавиться, потому что берлога — значительная часть окружающего ландшафта и значительный элемент экологической ниши. В берлоге плохие времена пережидает кто-то большой и такой же важный для экологической ниши, как и сама берлога. Идеальный пример берложьей стратегии — это Центр ГРАНИ.

Дыры — они бывают разные. Здесь речь идёт о чёрных дырах. Это самая эффектная и самая невозможная стратегия, реальных примеров которой, наверное, не существует. Это создание полностью альтернативного и полноценного мира. Подпольная Пермь, подпольная Россия. Там должно быть всё, должен быть полный набор институтов, которые мы посчитаем необходимыми в своём альтернативном мире. Если нам будут нужны наши подпольные ушельческие выборы или какая-то система информации, то мы должны будем это сделать. Это самая сложная, но самая достойная стратегии ухода от диктатуры.

Воспитание чувств как профилактика безумия

По мнению Владимира Гурфинкеля, стремление людей к твёрдым рукам и тоталитарному режиму — это откат в безумие. От этого есть одно лекарство — воспитание чувств и уничтожение страха их проявлений у большого количества людей. Этому может служить искусство.

Владимир Гурфинкель:

Мне кажется, что, когда чувства завоёвывают большие массы, они воздействуют точнее, чем целевое просвещение человека. Просвещение чувствами значительно сильнее, чем словами…

В любой стране, в конце концов, усилиями самой просвещённой части приходят революционные изменения и личность опять становится ценностью. Жаль, что этого не происходит в нашей прекрасной и несчастной стране…

Гармония во внешнем мире, в чувствах — то прекрасное, что способно воздействовать на уровне чувств вызовет в человеке физиологическую потребность во внутренней гармонии.

По мнению Гурфинкеля, следующая эра просвещения будет не просвещать разум, потому что со знанием можно бороться ложным знанием. Следующая эра будет большим временем воспитания чувств. И люди с воспитанными чувствами поймут, что нет ценности выше, чем человек, и уже не смогут отступить назад.

Игрой же на чувствах в каких-то целях занимаются люди, у которых есть навык, но нет дара божьего. Одарённый человек прогрессивен. Любая идеологическая машина бездарна. Она пользуется клише и не может родить ничего нового. Через некоторое время эти клише сами по себе становятся настолько пустыми, что даже непросвещённые люди начинают понимать, чувствовать, что их обманывают. Чувство всегда предрасположено к подлинному жесту.

Все мы — сумасшедшие регулировщики

Илья Миков считает, что единой инструкции по применению этого мира не существует и каждый должен создать её для себя сам. Он поделился постулатами, на которые опирался, создавая собственную инструкцию.

Первое — нет никакого объективного общего мира для всех. Каждый из нас существует в своём собственном мире. Одни и те же вещи все мы видим по-разному. Мир очень разнообразен, он специально разнообразен и каждый волен выбирать для себя то место, которое ему больше нравится. Привести мир к однообразию невозможно.

Второе — нет хорошего и плохого. Теория хорошего и плохого — это детские ходунки, которые мы получаем с первых месяцев нашей жизни. Родители нам говорят, что плохо, а что хорошо. Надо понимать, что во взрослой жизни это не работает. Каждое событие, человек, режим могут быть оценены с разных позиций. Мир не плох и не хорош. Мир идеален.

Третье — вследствие того, что мы делим все события на хорошие и плохие, внутри нас вырастает внутренний судья, которые привыкает судить все события и других людей с позиции «хорошо или плохо». Любой судья склонен давать негативные оценки.

Если вы отпустите своего внутреннего судью, вы увидите, что мир станет намного лучше. Перестаньте судить себя. Никто из нас ни в чём не виноват. Мы все прощены.

Четвёртое — люди думают, что управляют этим миром. На самом деле это не так. Есть такой вид городских сумасшедших, которые выходят на перекрёсток и начинают управлять потоком, хотя светофоры работают. Чаще всего они показывают то же самое, что и светофор, и возникает иллюзия, что это они управляют движением. Мы все с вами сумасшедшие регулировщики, которые иногда пытаются противиться миру.

Большой стиль как метафизическая стихия творит личности, направления, эпохи

«Большой стиль в обществе чужих взглядов», — озаглавила свой манифест Светлана Маковецкая.

Стиль — это про «как», которое является сверхзначимым. Большой стиль — это про логику и гармонию целого «как» в разных ситуациях. Иметь стиль — это быть определённым, иметь выраженность. Иметь Большой стиль — не только иметь в голове большую идею, но и выраженно вести жизнь, коммуникации, деятельность соответствующим этой идее образом: гармоничным, последовательным и уместным.

Светлана Маковецкая:

Большой стиль для меня — это своего рода валюта, то есть ценность, которая имеет обращение вне зависимости от того, на чьей смысловой территории я в данный момент нахожусь. Это точка опоры, система универсальных этических и эстетических координат, в которых можно определить степень своей пригодности для достойного нестыдного существования…

Спорить можно о чём угодно, но вести себя по-человечески — это абсолютно. Вам может не нравится то, что я говорю, но вы отдадите должное тому, как я это делаю.

Каковы лично для меня составляющие Большого стиля?

…Позиция жертвы и предъявление репрессий как сертификата своей значимости — это не для меня…

… Я не пушечное мясо ни для властных катерпиллеров, ни для безответственного перформанса «Пусси Райот». Я не дам взять себя в заложники ни врагам, ни соратникам. Никакой круговой поруки — к своим применяются те же требования, как и к чужим…

… Если человеческое достоинство для вас ценность (а права человека ровно про то), то нельзя допустить, создать специально ситуацию, чтобы рядом «корчилось от боли» человеческое достоинство. Даже врага…

Большой стиль — это ограничение опоры на не критикуемые и не подвергаемые сомнению ценности…

Большой стиль — это искусство сотрудничать, но не дружить, противостоять, но не вступать в свару, быть партнёром, но сохранять дистанцию и свободу…

По словам Маковецкой, практиковать Большой стиль очень полезно, хотя нелегко. Приходится платить временем, покоем, удобством, иногда приятельством. Однако хорошо натренированное чувство стиля превращает нас в собранных людей, умеющих делать как надо, потому что в голову просто не придёт мысль повести себя как-то иначе.

Надо создать города, в которых невозможно не быть влюблённым

«Нам скучно в городе, город не является больше Дворцом Солнца», — считает автор следующего манифеста Иван Козлов.

К концу XX века город в его современном изводе, кажется, надоел всем окончательно, и фантазии по поводу его переустройства начали становиться всё более прозаичными и приближенными к реальности.

Нам наскучило в городе, приходится прикладывать большие усилия, с тем чтобы всё ещё видеть тайны, начертанные на придорожных рекламных щитах, новейшие манифестации юмора и поэзии. Вы — потерянный, ваши воспоминания будоражит испуг, недоумение от несоответствия двух полушарий; заблудившийся среди Погребков Красных Вин, без музыки и географии, в вас больше нет желания укрыться вне города, в загородном доме, где думаешь о детях, а вино пьёшь, почитывая рассказы из старых альманахов.

Когда жить в городе невозможно, а уходить во внутренний покой и изоляцию стыдно и неприемлемо, нужно переделывать его под себя.

Речь о чисто психическом процессе, о смене собственного угла зрения на городское пространство.

Лучше всего методики, которые для этого подходят, шестьдесят лет назад во Франции описал Ги Дебор в серии текстов, начинавшихся статьёй «Введение в критику городской географии». Живя в Париже, он называл Париж «городом, построенным идиотом, полным шума и ярости, не значащим ничего». Чтобы вернуть городу осмысленность, он предлагал ряд практик — начиная от невинных психогеографических, под которыми подразумевались спонтанные и алогичные перемещения по городу с попутной фиксацией всех ощущений, событий и интересных попавшихся на глаза артефактов, и заканчивая практиками довольно радикальными, типа проникновения на закрытые объекты или строительства баррикад.

Для постижения города очень важно освоить практики нетипичного перемещения по нему и взаимодействия с ним. В этом смысле нам нужно принять и возлюбить руферов, диггеров, паркурщиков, скейтеров, сталкеров, всех, кто совершает так называемые преступления без потерпевшего.

Иван Козлов:

Вы все так же, как и я, ненавидите современную фригидную архитектуру, от облика современного города нас всех тошнит. Именно поэтому нужно научиться воспринимать его иначе, и тогда незначительные детали выйдут на передний план, обнаружится множество неизвестных тематических маршрутов для прогулок, а пространство заиграет новыми красками. Избегайте замшелых достопримечательностей из туристических путеводителей, экспериментируйте и забирайтесь туда, где вас не ждут. Не нужно ничего выдумывать, чтобы активная практика не превратилась во взгляд сквозь розовые очки. В городе полно реально существующих артефактов, которые погибнут без вашего внимания, пока вы ругаете очередной стеклянный колосс или разглядываете памятник пермскому медведю.

Если ждать от людей чудес, они совершат их сами

«Сами» — называется манифест Дмитрия Жебелева. Он о людях. Не о тех, которых можно отнести к определённой социальной, политической или любой другой группе. Он о просто человеке.

Дмитрий Жебелев:

Оставайся ты просто человеком, ёлки-палки. Это ведь намного сложнее, чем стать кем бы то ни было ещё. По крайней мере, у меня самого пока не получается. Хотя способность видеть в другом прежде всего человека — это как раз тот мост, который нас всех объединяет.

Когда мы делим людей на хороших и плохих, мы лишаем их самих права выбора и можем ошибаться в своих оценках. Любой человек способен на хороший поступок, надо просто верить в это.

Надо делать то, что считаешь нужным, не ожидая, что тебе воздастся за добро.

Бесценна каждая минута жизни человека, потому что после жизни ничего не будет.

Дмитрий Жебелев:

Однажды мне позвонила врач детского онкоцентра и попросила срочно отвезти её пациентку Олесю в Киров. Там была единственная клиника, в которой её готовы были принять на «терапию отчаяния». Билетов в ж/д кассах не оказалось, прибыть нужно было завтра, поэтому поехали на машине. Всю дорогу я грустно молчал. А в коридоре больницы почему-то начал без остановки глупо шутить. Я необъяснимо хотел, чтобы девочка непременно улыбнулась. Она была в медицинской маске, и я никак не мог увидеть этого. Но слышал смех. Так получилось, что та невидимая улыбка оказалась одной из последних в жизни Олеси. И мне до сих пор кажется, что я не совершал ничего более важного в своей жизни, чем та глупая шутка. Она осталась для меня настоящим чудом, которое совершил я сам. А ещё я видел десятки улыбок и слышал смех родителей, которых мы встречали в аэропорту, кода они возвращались после лечения вместе с выздоровевшими детьми. Это абсолютно чудесно и неописуемо. И это вместе со мной совершили тысячи людей.

Чудес не бывает. Но я в них верю. Я верю в себя, верю в вас и в каждого человека.

Потому что чудеса — это мы сами.

Текст: Владимир Соколов

Фото: Ирина Каримова

***

Читайте также: полные тексты  манифестов читайте на сайте Пермской гражданской палаты